— Телепорт где? — Я встряхнул Ветрицкого, прерывая зарождающуюся истерику.
— Камень, который колдун кинул? Я его в карман убрал, — почти успокоился тот, но тут же снова начал всхлипывать: — Знаешь, как страшно… Я уж думал — не выберусь, так и сдохну в этой дыре! А вы убежали… Вы ж меня замерзать оставили!
— Лучше было бы, если нас рейнджеры перестреляли? — Я повесил ремень с «кедром» себе на плечо и, ухватив Николая под руки, оттащил подальше от дороги. Как только выбрался? Альпинист хренов. Только бы мне его на себе тащить не пришлось. — Идти можешь?
— Только ползти, и то с трудом.
— Зашибись.
И что теперь делать? Забрать камень и оставить парня здесь? Шутка. Выбрав крапивный ствол потолще, я несколькими ударами ножа перерубил его. Потом срезал ещё несколько штук. Промерзшие стебли не гнулись, но совместными усилиями нам удалось сплести что-то отдаленно напоминающее волокушу. Хлипкая конструкция грозила развалиться в любой момент, но нам бы только до границы доползти.
— А Макс с Жаном где? — отвлекся Ветрицкий от перекручивания стеблей.
— Есть два варианта, — буркнул я. Ненавижу отвечать на такие вопросы.
— Какие?
— Нехорошие. — Я перетащил Колю на волокушу и ухватился за стебли. Ответы действительно нехорошие: либо в аду, либо в раю. Почему тогда оба нехорошие? Ну, в раю должно быть неплохо, но что-то мне подсказывает, что при нашем образе жизни лишняя дырка в голове отправит нас скорее вниз, нежели вверх.
— А-а-а… — протянул Ветрицкий, устраивая поудобней негнущуюся ногу.
Вот тебе и «а-а». Поехали, что ли? Ничего не поделаешь, придется на дороге светиться — по лесу пройти с волокушей нечего и пытаться.
Пока дотащил Ветрицкого до дороги — взмок. Дальше дело пошло легче, но начавшаяся от перенапряжения головная боль со временем только усилилась, правое предплечье жутко зачесалось, а рана в боку опаляла внутренности огнем. Ерунда, прорвемся… прорвемся… прорвемся… Словно завораживающая мантра, это одно-единственное слово, крутившееся в голове, заставляло передвигать ноги и перехватывать выскальзывающие из рук обрубки стеблей. Вверх по холму… вниз с холма… Вверх по холму… вниз с холма… Руки налились свинцом, дыхание сбилось, но сил переставлять ноги пока хватало. А вон уже и граница. Неужели дополз?
Вот тебе и осторожность: прем по полю напрямик, как два верблюда через пустыню. Нарвемся на патруль — хана. Небо постепенно светлело, а стена искрящегося воздуха над границей надвигалась и, казалось, становилась выше и выше. Для продвижения вперед приходилось прилагать все больше усилий. Теперь уже мешал двигаться не только вес волокуш, но и давящее сопротивление пространства. Неожиданно в один момент наступила ночь, на небе засверкали ледышки звезд. Я вздохнул студеный воздух и закашлялся. Как яд или замораживающая анестезия, по телу начал распространяться леденящий холод. Боль в правой руке вспыхнула с новой силой, а от запястья вверх побежало покалывание. Вскоре уже всю руку охватило жжение, мешающее сосредоточиться. Боль сбивала с ритма и прогоняла из сознания придающую сил простенькую мантру. Я сбился с шага и едва не растянулся на дороге. Ничего, еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый…
Вырвавшись из ночи, я через всплывшую перед глазами розоватую пелену несколько мгновений тупо рассматривал открывшийся вид: покачивающиеся на ветру деревья в лесу, дорогу на Лудино, остановившийся на дороге «уазик» — рейнджеры?! — и наконец сделал шаг вперед. Пелена оказалась вовсе не галлюцинацией и, облепив меня черной мокрой тряпкой, сдавила и вывернула наизнанку.
Вывалившись из сработавшего телепорта, я рухнул на бетонный пол в темном подвале. Паршиво-то как! Меня вырвало. Внутри взорвался начиненный напалмом снаряд, и несколько мгновений было непонятно — вспыхну я как факел или отделаюсь ожогами первой степени. Нет, отпускать начало. Колдун, сволочь такая, меня ж поджарит! Или запекусь заживо.
— Коля! — сплюнув кислую слюну, позвал я и потер зудящую кисть. — Коля, ты где?
Там остался? В подвале было темно, но через пролом в кирпичной стене почти у самого потолка проникал тусклый свет. Когда глаза немного привыкли к скудному освещению, я различил лежащего у дальней стены Ветрицкого.
— Коля, чего молчишь? — недовольно прикрикнул я. — Вставай!
А в ответ тишина. Этого еще не хватало. Я поднялся на ноги, кое-как добрел до валяющегося на полу Николая и перевернул его на спину. Зашибись! Во весь лоб у парня расплылся здоровенный кровоподтек. Шишка будет, будь здоров. Но главное — дышит. Обо что это он так приложился? В стену впечатался?
— Коля, запарил. — Я отвесил ему несколько пощечин. Эффекта — ноль. Блин, мне его фиг вытащить отсюда. А придется…
Я добрел до пролома в стене и, стараясь не обращать внимания на боль в правом предплечье, высунулся наружу. А Жан-то большой шутник был — маяк телепорта он разместил вовсе не в подвале, как показалось мне первоначально, а на предпоследнем этаже полуразвалившейся кирпичной башни. Отсюда открывался вид на весь мельзавод. Прямо напротив возвышалось порушенное здание элеватора, немного правее было заводоуправление. И как отсюда спускаться? Я спрыгнул на пол — нет, здесь вылезти не получится. Но колдун же как-то сюда забирался?
Морщась от боли при каждом шаге, я обошел всю комнату по периметру. Ага, вот оно! Не замеченный мной при первом осмотре ржавый лист железа со скрежетом отогнулся в сторону и открыл выход на покосившуюся лестницу. Нам сюда. Я ухватился за перила и, протащив Ветрицкого в отверстие, начал пробираться вниз. Ступени скрипели и, грозя проломиться, ходили из стороны в сторону. Спуститься получилось только на два этажа. Дальше лестница обвалилась и железными обломками ржавела на дне темного колодца. Куда теперь? Высунувшись в небольшое квадратное окно, я разглядел всего в полутора метрах внизу засыпанную снегом крышу примыкающего к башне склада. Спустив на крышу Николая — тот при этом даже не пошевелился, — мне удалось перетащить его к краю и столкнуть в высокий сугроб. А потом и сам прыгнул за ним следом.