Сборник "Приграничье" - Страница 67

Я невольно ею залюбовался. Хороша, чертовка! Она и раньше не была дурнушкой, а уж с подведенными глазами, мастерски наложенным, но неброским макияжем и якобы в беспорядке растрепанными волосами — уверен, парикмахер над этим беспорядком трудился не меньше часа — была неотразима. Впрочем, я мог быть необъективным. Я ее любил.

— Как у тебя дела?

— Как сажа бела, — звонко рассмеялась она, поправила достигающие плеч рыжеватые волосы с обесцвеченными прядями и, прищурившись, уставилась на меня своими зелеными глазищами. — Ты как?

— Нормально. Гляжу, Сестры неплохо живут. — Серьги белого золота, цепочка с отделанным бриллиантами и изумрудами кулоном, кольцо с сапфиром и брошь-паутинка на кофточке говорили о многом.

— Приходится крутиться.

Подошел официант, заменил пепельницу и замер с блокнотом около столика.

— Что будете заказывать?

Макс отпил вина, покачал головой и хотел уже встать из-за стола, но поймал мой взгляд и опустился обратно.

— Мне «Июньскую зарницу». Тебе, Лед, что?

— Бокал иллюзий и льда не забудьте добавить.

— Простите? — не понял шутки официант.

— Не паясничай, Скользкий. Ему «Амнезию». — Катя погрозила мне пальцем. — Я правильно помню — это твой любимый коктейль?

— Извините, — бедный парень совсем растерялся, — но в нашем перечне такого коктейля нет. Если вы скажете, как его готовить…

— О, ничего страшного. Это очень просто: двести граммов коньяка и пол-литра темного пива. Не взбалтывать, не смешивать, пить отдельно.

— Спасибо, ничего не надо, — помотал я головой.

— Ты, никак, с похмелья? — удивилась Катя, пристально посмотрела на меня, потом ухватила за подбородок и развернула лицом к свету. — А… Нет, знаете, он ничего не будет. Только «Июньскую зарницу», пожалуйста.

Я убрал ее руку и развернул стул так, чтобы сидеть к ней лицом.

— Кто это тебя? — выдохнув струю дыма и положив сигарету в пепельницу, поинтересовалась она, когда официант ушел.

— Так, не повезло, — отмахнулся я. — Ты не знаешь, какие у «Синего доктора» побочные эффекты есть?

— Тебе видней.

— Я серьезно.

— Ну, если серьезно. — Катя закрыла глаза. — Одышка, сильное расширение зрачков, учащенное сердцебиение, повышенное потоотделение. Также могут наблюдаться головокружение, приступы беспричинного страха и обострение симптомо-комплексов различных психических заболеваний.

— А вспышки немотивированной агрессии?

— Это уже твое личное.

Вернувшийся официант выставил перед Катей высокий бокал с лимонно-желтым коктейлем. Она последний раз затянулась, потушила сигарету и взяла соломинку.

— Хорошо здесь, публика приличная, но только охрана чересчур наглая, — Макс развернулся на стуле и начал рассматривать висящую над баром картину. — Я одного с кривым носом чуть не прибил. Кстати, что мне за него было бы?

— Ты раньше с законом неприятности имел? — оторвалась от соломинки Катя.

— Нет.

— Тогда до стены бы прогулялся.

— Это как? Расстрел?

— Нет. Тем, кто первый раз серьезно залетает — если есть смягчающие обстоятельства, само собой, — предлагают на выбор или срок в штрафном отряде, или прогуляться до стены. Выводят тебя за городские стены полуголого, без оружия и еды. И дается тебе срок — сутки, чтобы прямо к стене Форта подобраться. Подберешься — молодец, не сумеешь — труп.

— Не понял, а в чем смысл? — захлопал глазами Макс.

— Все просто, — решил я закрыть тему. — Человеку дают шанс начать все сначала. К тому же все в выигрыше — гарнизону тренировка, букмекерам ставки. В последнее время, правда, сразу в штрафной отряд отправляют — вроде с тотализаторов перестали Дружине долю отстегивать. Или людей в штрафном отряде не хватает…

— То есть завалил человека — прогулялся до стены и живи спокойно дальше?

— До стены доходит хорошо если каждый двадцатый. Но тебе это не грозит. Патрульных прямиком в штрафники отправляют.

— Ты Скользкого слушай, он знает, что говорит.

Меня аж передернуло. Не нравятся мне такие намеки.

И разговоры о прогулке до стены тоже. До сих пор кошмары снятся, что ползу я по заснеженному полю, а лучи прожекторов проходят все ближе и ближе. Мне до мертвой зоны всего ничего осталось, но руки, ноги скользят, с места не сдвинуться… Прожектор меня высвечивает… Тут я всегда просыпаюсь в холодном поту. Боюсь, однажды проснуться не получится.

— Слушай, а почему у тебя такие прозвища странные: Лед и Скользкий? — Макс уже почти допил вино, и молча сидеть ему было неинтересно.

— А как еще назвать эгоистичного, холодного ублюдка, у которого вместо сердца кусок льда и который готов перегрызть глотку любому, кто скажет хоть слово против? — на одном дыхании выдала Катя и продолжила спокойно потягивать коктейль.

— Алиса и Лариса случайно не твои лучшие подружки? — У меня появилось подозрение, от кого она могла наслушаться про меня всяких гадостей.

— Не понимаю, о чем ты, — поморщила носик Катя.

— Да ну? — не поверил я, но заострять тему не стал. — Кстати, насчет любви ты не права — я тебя люблю.

— Ты?! Не смеши меня! Может, и когда Стрельцову здесь ребра ломал, — повысила голос Катя, а Макс подавился остатками вина, — ты обо мне думал?!

— О тебе, — не стал спорить я. Можно подумать, Стрельцов ко мне приставал.

— Да не ври ты хоть сейчас! О себе ты думал и жалел только себя! Думай ты о других, меня бы не выгнали из Гимназии, — раскраснелась Катя. — Ты посмотри на себя! В кого ты превратился? Алкоголик и убийца!