Сборник "Приграничье" - Страница 42


К оглавлению

42

— В участке объяснят. Давай в темпе — у нас смена через полчаса заканчивается.

Нет, дело точно не в убийстве. Но какие еще ко мне вопросы могут быть? Вчерашняя драка в «Берлоге»? Или мертвые синеглазые нарки? Вряд ли дружинники узнали, что это я с Аней из бани ушел — Тимур свой персонал в строгости держит. Были бы претензии, его люди сами бы меня навестили. Блин, да если как следует повспоминать, претензий у Дружины ко мне может набраться вагон и маленькая тележка. Важно вовремя понять, из-за чего весь сыр-бор, и не засветить остальные моменты. Делать нечего, я подошел к саням, забрался внутрь и уселся на скамью напротив старшины. Один дружинник устроился рядом с Зубко, второй схватился за спинку и встал на полозья. Поехали.

За всю дорогу до участка никто не произнес ни слова, только возница тихонько мурлыкал какую-то песенку себе под нос. Минут через двадцать мы подъехали к центральному участку. Сани притормозили у ворот, толстая цепь, перегораживающая проезд, дернулась и пошла вниз. Возница взмахнул вожжами, и мы въехали внутрь широкого двора, отгороженного от улицы высоким кирпичным забором.

Дружина располагалась здесь с момента своего создания, а раньше пятиэтажный дом занимал горотдел милиции. Серая штукатурка местами обвалилась, но в целом здание поддерживали в достаточно приличном состоянии. Окна первых двух этажей были зарешечены, а пятого, уж не знаю по каким соображениям, закрыты вставленными в рамы фанерными листами. Темноту во дворе рассеивали электрические фонари, развешанные по периметру забора и на фасаде здания над центральным входом.

Сани остановились. Я вылез наружу и начал сбивать с ботинок налипшую солому, которой было покрыто днище саней.

— Пошел внутрь, живо! — Команду сопровождал неслабый удар прикладом автомата по ребрам. — Я тут из-за тебя ночевать не собираюсь.

Проглотив ругательства, я повернулся к оскалившемуся дружиннику, уже отводившему автомат для нового тычка. Морда незнакомая, то ли новенький, то ли из какого-то околотка перевели.

— У тебя смена вроде уже закончилась? — Безнаказанно спускать подобные выходки нельзя. Нужно было бы меня для дела запинать — сразу вырубили и в сани погрузили. А это получается так, самодеятельность.

— Че?!

— Если у тебя закончилась смена — ты уже не дружинник, а частное лицо. — Я несколько раз сжал и разжал кулак. Злоба начала туманить мозги. Что-то в последнее время завожусь с полоборота. — И снова дружинником ты станешь не раньше, чем выйдешь из больнички. Если медосмотр пройдешь, конечно.

Курившие на крыльце дружинники заржали. Точно, новенький. Значит, можно немного поучить уму-разуму, главное не перестараться.

— Да я тебя… — Парень широко размахнулся автоматом, но его за руку перехватил старшина.

— Ты, Саня, торопился куда-то? Беги, помоги Ивану лошадей в порядок привести и спокойненько шуруй по своим делам. — Петр вынул из руки остолбеневшего Сани автомат, забросил на плечо и, указав мне на дверь, поднялся на крыльцо. Второй дружинник пошел сзади.

Мы прошли мимо дежурного и, к моему облегчению, свернули направо, миновав вход в обезьянник. По крайней мере, закрывать в камеру меня не собираются. Пока не собираются. Еще один поворот, и мы начали подниматься по полутемной лестнице. Когда третий этаж остался позади, я снова забеспокоился. Куда это меня ведут? В арсенале и служебных помещениях на пятом этаже нам делать нечего. Остается четвертый. Что случилось-то?! На этом этаже были кабинеты всего руководства Дружины, даже воеводы. Чем я кого-то из них заинтересовать мог?

Петр Зубко передал автомат продолжившему подъем по лестнице дружиннику, кивнул сидевшему за столом у лестницы дежурному и пошел по четвертому этажу. Ничего не оставалось, кроме как идти следом. Пройдя по коридору, мы свернули в небольшой холл. Лампа, висевшая над дверью, не освещала даже половины помещения. Почти не различимые в полумраке караульные пропустили нас без единого вопроса. Я покосился на их экипировку — помимо автоматов, у каждого на ремнях по кобуре с пистолетом, поверх бронежилетов разгрузки с запасными рожками и лимонками — и, ускорив шаг, нагнал старшину. Метров через двадцать коридор перегораживала стальная дверь, но Зубко, не доходя до нее, открыл обитую дерматином дверь слева. В небольшой приемной никого не было. Судя по обшарпанной двери и отсутствию секретаря, хозяин кабинета невелика шишка. Может, и обойдется.

Старшина без стука распахнул дверь, но сам проходить не стал, а пропихнул меня вперед. Я зашел и замер прямо на пороге. Сзади с еле слышным хлопком закрылась дверь, но и это не вывело меня из ступора. Все, теперь точно хана. Ничем другим объяснить наличие собравшихся в комнате людей я не мог. Как бы на выходе меня расстрельная команда не дожидалась.

— Проходи, не стой столбом, — раздраженно бросил сидевший в кресле перед столом хозяина кабинета Артем Гельман, с недавних пор занимавший пост заместителя начальника Патруля по дальним территориям. Он устроился на самом краешке кресла и, похоже, едва сдерживался, чтобы не вскочить и не вытянуться по стойке смирно. Понять его можно, в Патруль Гельман перешел всего два месяца назад именно из Дружины. Неудивительно, что он волнуется. Или мне только кажется? Очень уж он похож на маленького нахохлившегося воробья: вихры взъерошенных волос, словно перья, торчат в разные стороны, длинный нос на худом лице смотрится совсем как клюв. Добавляло сходства и вечно удивленное выражение лица. Из-за внешности относиться к Артему всерьез было нелегко, но успешная карьера сначала в Дружине, а потом и Патруле наглядно показывала, что между внешностью и деловыми качествами этого человека есть очень большая разница.

42