— Да погоди ты, не лети сломя голову! — прохрипел я, когда мы добрались до опушки.
— Валить надо. Не оторвемся сразу — хана, — закашлялся Ермолов, и, словно в подтверждение его слов, над нами прошла пулеметная очередь. Противно просвистевшие высоко над головами пули срезали несколько веток, и мы с новыми усилиями рванули подальше от Лысой горы.
Нельзя сказать, будто открылось второе дыхание — просто ничто так не придает прыти, как ожидание пули в спину. Тут хочешь не хочешь, рванешь так, что только пятки засверкают. Правда, надолго в таком темпе дыхалки не хватит, но нам бы оторваться, а там видно будет. Если через Границу перейти успеем, можно смело горожанам ручкой помахать.
— Ты чего? — едва не въехал я в спину неожиданно резко затормозившему Шурику, который расстегнул рюкзак и принялся рыться в его содержимом.
— На, раскидай, — бросил он мне запаянный полиэтиленовый пакет размером с двухсотграммовую плитку шоколада.
— Что еще за хрень? — Я едва не выронил неожиданно тяжелый брусок и, надорвав зубами полиэтилен, высыпал на ладонь несколько латунных цилиндров размером с патрон к ПМ.
— Мины-ловушки. Фигня, конечно, но если повезет, лыжи поломает. Да и пальцы оторвать может. — Ермолов вытащил из кармана чарофон и озадаченно уставился на тускло светившийся дисплей.
— Активировать их как?
— Никак, они через пять минут после соприкосновения с воздухом сами включаются.
— Ты чего делаешь-то? — забеспокоился я, когда Шурик наставил на меня чарофон и одновременно нажал несколько кнопок.
— Если мы от каждого куста шарахаться будем, нам от горожан не уйти. — Шурик забрал у меня пакет и, окончательно распотрошив его, начал раскидывать мины по сугробам. — Сейчас новый режим сканирования подключил, если что обнаружит — сразу почувствуешь.
— Здорово, — хмыкнул я и вслед за Шуриком выбрался на полузаметенную снегом тропу. — А зачем ерунду эту на меня нацеливал?
— А ты моргни три раза быстро и еще два — медленно, — усмехнулся Ермолов и лыжной палкой отодвинул нависшую над тропой еловую лапу.
— На фига? — удивился я и едва не схлопотал синими иголками по лицу. — Осторожней ты!
— Не фиг клювом щелкать, — даже не обернулся все более уверенно передвигавшийся по лесу здоровяк. — Делай что говорят.
Я и сделал. И чуть не присел на корточки, когда в голове зазвенел колокольный набат, а перед закрытыми глазами нестерпимым сиянием вспыхнуло переплетение разноцветных линий. Что самое странное — теперь стало понятно, где устроил гнездо паук-полуночник, по какой ветке растекся почти невидимый лютый слизень и самое главное — зачем свернул в лес Шурик.
— Заработало? — обернулся Ермолов, по широкой дуге объезжая притаившееся в ельнике у самой тропы черное дерево, почти неотличимое от обычной елки.
— Ты, гад, предупредить не мог? — на ходу помотал головой я. — Чуть не обделался с перепугу.
— А что такое? — удивился здоровяк и лыжной палкой сбил маскировавшегося под еловую шишку живоглота. Тварь эта для людей опасности не представляла, так что иначе как выпендрежем поступок Ермолова расценить было нельзя. — У меня только мигнуло перед глазами пару раз и все.
— Просто неожиданно. — Я не стал ему рассказывать о звоне в голове и, стянув меховушку, потер ладонью лицо. Вроде и не холодно, а мороз пощипывает будь здоров. Хотя так-то вроде вспотел даже. Оно и не удивительно — вымотался, как собака бешеная. Та самая, для которой десять верст не крюк… — А чего раньше не включил? Когда к горе шли?
— А ты знаешь, сколько в таком режиме чарофон каратов за час сжирает? — возмутился Ермолов, который вновь начал выбираться к тропе, пытаясь держаться подальше от заброшенной на зиму берлоги сугробника. Заброшена-то она заброшена, но мало ли что… — А у меня этот аккумулятор последний.
— Запасных больше взять не мог? — догоняя парня, проворчал я.
— А на какие шиши, хотелось бы спросить? — скорчил гримасу Шурик и, остановившись, повернулся ко мне. — Пройдем, как думаешь?
— А чего не пройти? — прикинул я расстояние между тропой и налитыми ядовитой чернотой иглами выглядывающего из-за елок черного дерева. Пусть даже он ими машет нехило, все равно запас у нас приличный остается. — Пройдем…
— Вот и я думаю, пройдем, — согласился со мной Шурик. — Не достанет…
— Так что ты там насчет денег говорил? Занял бы…
— Занимаешь чужие, отдаешь свои, — проворчал покатившийся первым Ермолов.
— Тоже верно, — согласился я и совершенно машинально ткнул лыжной палкой в полусмазанное белое пятно, взметнувшееся из-под растущей у тропы елки.
От сильного удара палка выскользнула из руки, мгновением позже лопнул накинутый на запястье ремешок, но все же и этого хватило, чтобы напоровшийся на острие человек в маскхалате неловко завалился в сугроб. Сам я тоже не удержался на ногах, но сделал это преднамеренно — с силой брошенный в меня нож прошел выше и, пробив кору, задрожал в сосновом стволе.
Сбрасывая меховушки, я перевалился на другой бок и выдернул из-под себя зажатое при падении ружье. Сейчас ты у меня, гаденыш, попляшешь! Один момент — и будешь ливер с веток собирать. Не сомневайся…
Нажимая на спусковой крючок, я был уверен, что дело в шляпе, вот только вскочивший на ноги человек оказался слишком быстр. Пинком он успел отбить в сторону направленную на него «Тайгу», и картечь лишь впустую сбила снег с лап росших у тропы елок.
Даже не пытаясь встать, я уперся полусогнутыми ногами в сугроб и со всех сил рванул назад. Для попытавшегося перехватить ружейные стволы мужика такой маневр оказался полной неожиданностью — вместо того чтобы завладеть моим оружием, он, сам того не желая, оказался прямо на линии стрельбы. Тяжелая винтовочная пуля пробила ему грудь и опрокинула в снег. Все, отбегался.