Сборник "Приграничье" - Страница 352

352

— Четыре патрона. Дефицит, блин. А тут слухи еще ходят: серебро вроде как подорожает. Тогда вообще засада! — Машину тряхнуло и, ухватившись за лавку, Ермолов кинул мне открытый патронташ с вставленными в ячейки патронами двенадцатого калибра. — Держи.

— Это еще что такое?

— Малый универсальный боезапас, — усмехнулся Шурик. — Первые четыре патрона — «восьмерки» с посеребренной дробью, следующие четыре зажигательные. На всякий случай.

— Ага, случай бывает всякий. Только эти посеребренные «восьмерки» как мертвому припарки. Надо будет рубль серебряный покромсать. — Я положил патронташ на скамью и до упора затянул ремень, застегивающий брезентовое окошко амбразуры. А то чуть сквозняком не сдуло. — Как дела вообще?

— В смысле? — Шурик принял от соседа слева пятилитровую пластиковую канистру и, сделав длинный глоток, протянул мне. — Хлебни бодреня. Не пробовал, поди, еще.

— Ну чего в Форте нового? — отпив отдававшего яблочной кислинкой напитка, я вытер рот рукавом фуфайки и вернул пятилитровку обратно. — Неплохо. Вроде даже башка болеть перестала.

— Мировая вещь! — согласился со мной Шурик. — И сна ни в одном глазу.

— Раньше предупредить не мог? Вообще-то думал в дороге выспаться. — Я достал плитку шоколада. — Будешь?

— А давай, — не стал отказываться Ермолов. — А в Форте ничего нового. Патруль и Гарнизон теперь под Дружиной, из нашего отряда почти все разбежались. Крест сейчас вообще командир роты дальней разведки.

— Ты говорил, — кивнул я.

— Да? Не помню, — пожал плечами Шурик. — Хобот к нему ушел, Кот на вольные хлеба подался. Ян Ревень и Стас Тополев, как и я, в пограничники записались. Хирург окончательно в клинике осел, но наших не забывает: недавно Друид к снежным червям провалился, так если бы не Хирург, ногу по колено отнимать бы пришлось. Что еще? Башарова в рейде подстрелили. Лымарь в первую роту перешел, да на Северной промзоне и сгинул. Димку Прокопьева волколаки задрали. Так вот и живем.

— Ясненько. Братство еще в Туманный не переехало?

— Куда там! С Климом последний раз разговаривал — вроде на следующее лето планируют.

— Мозговерты так и продают на каждом углу?

— Не, Дружина какую-то хитрую машинку придумала — наркоту эту за два километра, говорят, чует. Еще тем летом всех торговцев повывели.

— Здорово! — обрадовался я и с удивлением увидел, как один из пограничников достал гитару. Не, они точно не один бодрень употребляли. Эк их вставило!

Я стою у окна, жаль не с той стороны,
Тут у нас холода, там уют и забота,
Я стою у окна и все кажется мне, будто бы никогда,
Будто бы никогда не найти ключ от дома…

— Слышь че, — толкнул меня в бок оживившийся Ермолов. — Дениска Селин скоро папой станет.

— Да ну, на фиг! — не поверил я.

— Вот тебе и на фиг!

— Остепенился, поди?

— Какой! — заржал Шурик. — Горбатого только могила исправит.

— Это точно, — согласился с ним я, пытаясь поудобней устроиться на жесткой лавке. Блин, и чего так мотает-то? Все, что можно, уже отбил, а мы еще и трети пути не проехали.

— До трассы Город — Лудино доедем, дорога лучше станет, — заметив мои мучения, усмехнулся Ермолов.

— Это радует. — Дожевав свои полплитки шоколада, я вытянул ноги и, машинально перебирая бренчавшие в правом кармане монеты, попытался уснуть.

Вот именно что попытался — так сразу хрен уснешь.

Мотор урчит, пацаны над анекдотами ржут, еще и певец во всю силу легких надрывается. Ладно бы он петь умел, так ему по ушам целое стадо медведей в детстве пробежалось. Фальшивит — сил нет. Ну и репертуар, само собой, вполне моменту соответствует:

Не кладите меня в проме-о-орзшую землю,

Подождите весны, закопа-а-а-ете в грязь,

А пока — я прошу,

Вы оставьте мое бездыха-а-анное тело в придорожном снегу,

И на до-о-олгую память пальните в небо пять раз…

Тем не менее, уснул я почти мгновенно. Вот тебе и бодрень…

Глава 4

— Лед! Лед!

— Чего?! — встрепенувшись, мгновенно проснулся я. — Че случилось?

— Пора нам, — подхвативший рюкзак Шурик Ермолов откинул полог и выпрыгнул из кузова.

Ничего понять не могу — где мы, сколько времени… Ясно только, что ночь. На улице темень, ни огонечка кругом, ни звездочки. Пограничники, те в большинстве своем еще дрыхнут, а мы-то чего подорвались?

— Давай, короче, и так из-за нас крюк сделали, — прошипел заглянувший под тент Ермолов и выхватил у меня из рук лыжи. — Шевелись.

Передав ему свой рюкзак и патронташ, я закинул на плечо чехол с ружьем и спрыгнул из машины на снег. «Урал» тут же заурчал мотором и, выпустив из выхлопной трубы струю вонючего дыма, покатил по дороге.

Черт, холодно-то как! Ладно еще на свежем воздухе мозги немного прочистились.

— Где мы вообще? — заозирался я по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь ориентир. Тщетно — темнотища стоит, будто не только солнце, но и луну со звездами до кучи крокодил проглотил. Такое впечатление, нас посреди чистого поля высадили, а дальше, ребяты, как хочете, так и добирайтесь. И как разобраться, куда идти?

— Вон тот лес видишь? — Шурик закончил прилаживать лыжи на ботинки. — Сразу за ним Граница проходит. До утра в Ледяной избе переждем, а как рассветет, дальше двинем.

Приглядевшись, я действительно различил едва заметную темную полосу недалекого леса. Уже легче — тут всего ничего осталось.

— Давай в темпе, — вновь поторопил меня Шурик, — еще не хватало на рейнджеров нарваться. До Лудина рукой подать.

352