При этих словах крепенькие на вид караульные, сидевшие на стульях у выхода, переглянулись и очень неодобрительно уставились на Григория.
— Привет, Конопатенький. Зря ты так о мальчиках, они в последнее время просто лапочки, — обрадовалась при виде Гриши операционистка. — Надолго на волю?
— Не расстраивайся, скоро вернусь. И на субботу ничего не планируй.
— Очень надо из-за этого расстраиваться. Я компанию всегда найду, так что это тебе беспокоиться надо. — Девушка заколотила пальчиками по клавиатуре. — О, поздравляю, у тебя один в бегах. Наряд вызываем?
Не сразу сообразившие, что это не шутка, солдаты гарнизона злорадно заулыбались и поднялись на ноги. Вот сейчас тебе «солдафоны» и аукнутся.
— Не надо наряд, не надо, — сразу посерьезнел Гриша. — Кто?
— Сейчас посмотрим. Стоп-лист Патруля. Самовольное оставление места службы…
— Это я. — Вытащив из кармана полученные вчера от Ильи документы, я передал их Григорию.
— Ну вот, — облегченно улыбнулся тот. — У тебя там дата есть? Тридцатое? Смотри, приказ от двадцать девятого. Подпись Гельмана, подпись Перова…
— Сам, поди, рисовал? — хитро подмигнула мне девушка, просмотрев распоряжение о переводе в Дружину.
— Пробей по базе, — подсказал Гриша.
— Есть такой приказ, — прочитав выведенную на монитор информацию, задумалась операционистка. — А почему Патруль стоп-лист выставил?
— Я откуда знаю? — развел руками Григорий.
— А кто знать будет? Вот вызову сейчас наряд…
— Перестань, золотце. Вернусь, все улажу. А сейчас, правда, времени нет.
— Ладно, проходите, — вернула документы «золотце». — В следующий раз не пропущу, и не надейся.
— Да я и не надеюсь. — Гриша передал мне бумаги и указал на выход.
Один из караульных набрал код и с трудом распахнул массивную створку двери. Мы прошли в нее и оказались в длинном коридоре со стенами из неоштукатуренного красного кирпича. Коридор упирался в перекрывающие проход железные ворота.
— Еще и дезертир, — ни к кому не обращаясь, вздохнул шедший позади Хан.
— Что значит — еще? — остановившись, развернулся к нему я. — Что за намеки?
— Тебе видней, — кисло усмехнулся Хан и прошел мимо.
— Чего ты к нему цепляешься? — одернула меня Вера. — Не трогай, меньше пахнуть будет…
— Да кто его трогает? — вздохнул я.
Трону — действительно запахнет. Летом трупы весьма быстро разлагаться начинают.
— Елки! — Уже подошедший к выходу из коридора Первый зажал шею рукой. — Что за дела? Жжется!
— Ничего страшного, — успокоил его колдун. — Нас сейчас сканируют, вот заклинание татуировки и вошло в резонанс.
— А у тебя как? — повернулся Первый к брату. — Жжется?
— Нет, чешется только.
Мы дождались, когда откроются створки ворот, прошли еще через одну комнату с солдатами Гарнизона — уже опухший от безделья колдун на нас даже не взглянул — и вышли на крыльцо.
Все, стена осталась позади. Здравствуй, воля!
Городские ворота находились метрах в семидесяти левее и, судя по количеству телег и бестолково суетившемуся на дороге народу, проблемы с въездом-выездом пока решены не были. Неужели до сих пор уродов не разогнали?
— Ждите нас у палаток, — распорядился Гриша, указав на торговый пятачок метрах в двухстах от ворот. — Сергей Михайлович, пойдемте с нами.
— Далеко?
— Нет, надо с парой формальностей разобраться.
Конопатый, дядя Женя и Ялтин отправились к городским воротам. Мы перетащили вещи к крайним палаткам, и близнецы сразу же умотали побродить между ларьков. Немного постояв, Напалм закурил и тоже исчез в соседнем торговом ряду. Я посмотрел на кислую физиономию Хана и повернулся к Вере:
— Пойдем, может, перекусить чего-нибудь купим?
— Да сейчас уже Григорий придет, — покачала головой девушка и хихикнула. — Конопатенький…
— А я пройдусь. Тебе взять чего?
— Нет, спасибо.
Пристроив свою сумку рядом с рюкзаком девушки и положив сверху винтовку, я пошел посмотреть, что делается у ворот. Может, новости какие узнаю. А то живу как в лесу…
Людей у торговых палаток и ларьков сегодня толкалось куда больше, чем обычно. Оно и понятно — обозникам и покушать надо, и развлечься как-нибудь. А телег скопилось ого-го сколько.
Вскоре мне порядком осточертела эта толчея, и, выйдя из торговых рядов, я направился к воротам — посмотреть на царившее там столпотворение. Телеги выстроились в длинную вереницу, меж ними сновали коробейники, но купцам и охране сейчас было не до их товаров. Им бы в Форт. Все немного на взводе. Того и гляди до мордобоя дойдет. Вот сунется кто в обход очереди и такое начнется… Пока самоубийц не находилось.
— Аркаша! — заорал я, заметив знакомую розовощекую физиономию Демина, который покупал в продуктовой лавке хлеб и вино. — Здорово!
— Держи краба, — обрадовался Демин и сжал мою ладонь своей здоровенной лапищей. — Лед, что у вас там происходит?
— Уроды буйствуют, — объяснил я.
— Дожили. Их что, из Гетто выпускать начали?
— Сбежали.
— Идиотизм. Из-за этих клоунов столько бабок сейчас в трубу улетает…
— Да ладно, не твои же, — усмехнулся я.
— Как не мои? Знаешь, почем здесь булка хлеба сегодня?
— Да перестань ты, не обеднеешь. — Я подергал Аркашу за рукав расстегнутого полушубка. — Ты никак с Северного полюса?
— Иди ты знаешь куда? Когда уходили, по ночам так подмораживало — мама не горюй. — Демин несколько раз махнул полой, обдувая себя воздухом. — А в телеге оставить нельзя — упрут. Только отвернешься — сразу упрут. Сволочи.